Гейс

Гейс - Редж? Реджи, милый, что с тобой? Мужчина вздрагивает и просыпается. Еще минуту он пытается прийти в себя, часто-часто моргает, пока лицо девушки из сна, так отчетливо запечатлевшееся в его мозгу, сменится обеспокоенным лицом жены. - Ты так кричал, - ее ладонь опускается Реджи на грудь, будто пытается убедиться, что он здесь, в постели, в тепле и безопасности. – Надеюсь дети не проснулись. С тобой все хорошо? Врач запретил тебе нервничать, помнишь? - Да, Элли, - Реджи рассеянно кивает и бормочет что-то еще. Но он все еще видит тонкую фигуру, охваченную огнем, и зеленые глаза, которые смотрят на него, выворачивают наизнанку. Реджи жмурится, но чувство вины усиливается, будто он мог спасти ее, ту девушку из сна, а сейчас просто пытается сбежать. – Да, все хорошо. Это просто очередной кошмар. Мужчина тяжело поднимается и садится на кровати. - Скажи, Элли, ты слышала что-нибудь про Фогмор? Это на юге. - Фог..Аа, - зевает жена. – Кажется, у нас там родня, а что? - Да так, ничего. Пойду, выпью таблетку. Он выходит из спальни, и Элли провожает его взглядом, но быстро засыпает снова. И вот уже половина третьего ночи, Реджи сидит на кухне, курит и пытается пускать дым колечками. Таблетки лежат нераспечатанные. На стене висит большой календарь, в котором крупными буквами написано «Октябрь», а за черными маркерными крестами прячутся даты вплоть до сегодняшней. Мужчина встает и зачеркивает цифру 31. Вздыхает. Как оно так получилось? Да, это все из-за той гадалки, все началось с нее, Реджи просто уверен в этом. Было лето, командировка в Дублин (довольно неплохой город, если вы не собираетесь там жить). Реджи брел по старинному центру, выискивая сувенирную лавку, в которой сможет не оставить всю зарплату за пошловатые кружки и полосатые шарфы, он совершенно не видел, куда идет. - Ай! – старушка едва пискнула и рухнула прямо на Реджи. Она должна была сказать что-то еще, что-нибудь вроде «Смотри куда прешь!», но лишь обмякла в его руках и казалось, потеряла сознание. Реджи аккуратно вытащил ее из толпы, прислонил к стене какого-то определенно древнего кирпичного дома и начал судорожно вспоминать приемы первой помощи, которым когда-то где-то учился. Но вот старушка приоткрыла один глаз, смерила Реджи хитрым взглядом, села на тротуар и отряхнула юбку. - Вы то мне и нужны, молодой человек, - сказала она. Молодой человек слегка опешил и пощупал карман, в котором лежал кошелек. Старушка рассмеялась. - Нет, мне не нужны Ваши деньги. Я насчет Ваших кошмаров. Хотя технически Вы просто стали свидетелем сцены, не более… - Откуда Вы знаете? – прищурился Реджи. От этих попрошаек можно ожидать чего угодно. – Вы из этих целителей-шарлатанов? - Фи, как грубо, -старушка махнула сухой рукой. – Здесь нас называют гадалками: совсем иной уровень дохода, знаете ли… - И вы хотите мне продать какую-нибудь свечу для ритуала или… - О, нет, что Вы! Это все чушь для дилетантов. Я просто подумала, что Вам не хватает информации. - Какой информации? О чем? - Все истории имеют начало, дорогой. Есть одна деревенька, назовем ее условно Фогмор, в которой до сих пор чтут традиции прошлого. Не скажу, что она одна такая на всем белом свете, но надо же с чего-то начать, верно? Думаю, там знают ответы на ваши вопросы. - А вы не знаете? - Чего я не знаю? - Ответы. На вопросы. - Знаю, конечно, - старушка поднялась и отряхнула юбку. – Но если я расскажу все в самом начале, будет не так интересно, верно? - А если, - пальцы судорожно смяли пару купюр в кармане. – А если я заплачу? - Ну вот Вы и сами предлагаете мне деньги, - гадалка рассмеялась, но смех ее был неприятный, каркающий. Вдруг она смолкла и посмотрела Реджи в глаза. - Советую отправиться в путешествие в годовщину вашего недуга. Вы ведь помните, когда все началось? Конечно, Реджи помнил. В тот день он как обычно выбежал на обед из офиса. Всего-то делов: перебежать дорогу, схватить коробку с лапшой в китайской забегаловке и нырнуть обратно в офис. Но стоило ступить на дорогу, как спину пронзила такая боль, будто раскаленные спицы впились в позвонки. Реджи упал прямо под колеса «скорой» - что это, если не Провидение? И еще… Это уже сложновато вспомнить, но там, в приемном покое больницы Святого Патрика был такой улыбчивый старичок. Он покачивался взад-вперед на своем стуле и периодически поворачивался к Реджи, будто хотел посмотреть его реакцию на что-то очень забавное. А Реджи не было ни смешно, ни забавно – он ждал результаты анализов. - Чудесный сегодня день, не правда ли? – проскрипел, наконец, старик. - Не сказал бы, - мрачно отозвался Реджи. Ему, скорее всего, за сегодня не заплатят. - А Вы разве не празднуете Хэллоуин? Сейчас все празднуют. - Нет, спасибо. Пусть детишки развлекаются, у меня на это нет времени. - Зря, - вздохнул старик. – Раньше ведь это был большой праздник в честь сбора урожая. Он означал, что наступает темное время, и нужно запастись силой и терпением, чтобы дождаться света. Разве Вам не кажется, что в этом есть смысл? Реджи неопределенно пожал плечами и продолжил вглядываться в дверь кабинета, за которой скрылся его врач. - Еще Самайн был днем поминовения усопших. Предки верили, что души умерших на одну ночь возвращаются в наш мир, чтобы встретиться с родными. Пока хоть одна живая душа помнит, дух может попасть в наш мир. Знаете, я родом из маленькой деревушки на юге, Фогмор, может, слышали? Мы до сих празднуем Самайн… - Угу, очень интересно, - отозвался Реджи. – Подождите-ка, Самайн? Вы же говорили про Хэллоуин. - Разве? – удивился старичок. – Значит, Вы меня таки слушали. - Мистер Реджинальд Дункан МакХоран? Где мистер МакХоран? Готовы результаты анализов! Так Реджи узнал, что у него есть защемленный нерв в спине и доброкачественная опухоль в легких. Действительно, такой день сложно забыть. Реджи моргнул, возвращаясь на старые улочки Дублина. Старушка улыбалась и тянула руку для пожатия. Он машинально подал руку в ответ, но почему-то не почувствовал ничего, словно потрогал воздух. - Вы… Но старушка уже растворилась в пестрой толпе. Реджи тут же загуглил Фогмор и узнал, что это одна из старейших деревень на юге Ирландии, но поезда туда все же ходят. Не раздумывая, она взял билет на 31-е октября, наврал жене что-то про очередную командировку и стал ждать. И вот он уже спрыгивает с подножки поезда прямиком в грязь: в Фогморе не озаботились длиной перрона. Реджи, единственный, кто осмелился выйти здесь, оглядывается по сторонам, но находит только туман, что спускается с верхушек сосен на старое здание станции и черную кошку, что сидит поодаль и смотрит так, будто знает достаточно много, но не скажет чисто из вредности. - Что? – спрашивает ее недовольный Редж, и кошка, подняв хвост трубой, исчезает в тумане. Часы подсказывают, что близится время обеда, а Гугл-карта распутывает тропы, не знавшие асфальта, и выводит Реджи к деревне. Острые ветки деревьев протыкают бледное небо, напоминают сосуды, по которым жизнь перетекает то ли с неба на землю, то ли наоборот. И на фоне этой системы темные покосившиеся домики кажутся какими-то нелепыми наростами на теле земли. Реджи идет по тихим улочкам, и те пусты, будто это все лишь декорации к фильму, который давным-давно снят. На одном из поворотов собака долго и внимательно смотрит на человека, затем отворачивается и бежит в лес, подпрыгивая и подволакивая заднюю лапу. Реджи идет за ней. Очередная путаная тропа, которая недостаточно хороша для Гугл-карт, петляет между деревьями, уводит человека куда-то в чащу. Реджи послушно огибает буреломы, пока прямо перед ним не вырастает стена. Он пару раз моргает и проводит рукой по замшелым камням: нет, вот она, старая церковь, совершенно реальная. Массивная деревянная дверь приоткрыта, будто ждет, когда кто-нибудь зайдет внутрь. Толика света, сумевшая просочиться сквозь пыльные витражи, бледными пятнами ложится на темный пол и аскетичные скамьи, подсвечивает алтарь, подсказывает гостю, куда идти. Реджи послушно идет к огромному распятию, и все внутри него сжимается в узел, будто он повинен в чем-то ужасном и наказание за это неминуемо. Под самым распятием находиться почти физически тяжело: на плечи и спину будто давит гранитная плита, голову поднять невозможно, в горле пересохло. Реджи осматривается и замечает на жертвеннике разбросанные листы, словно кто-то совсем недавно искал тут что-то важное. Листы выглядят старыми и потрепанными, но кое-что в них можно разобрать: вереницу закорючек и имена напротив. Реджи вздрагивает, когда в неровных буквах ему удается разобрать: «Дункан МакХоран». За окнами начинает темнеть, и Реджи выходит возвращается в лес. Туман сгущается настолько, что кажется, будто сосны растут прямо из него. Зеленые вершины теряются где-то в молочной высоте и скоро Реджи перестает различать, где земля, а где небо. Он плывет в белесом море, ботинки изредка чавкают, попадая то в грязь, то в лужи, пока где-то вдалеке вдруг не вспыхивает огонь. Затем еще один, и еще, и еще. Минута – и вот по лесу пляшут десятки огней, и Реджи идет наугад к одному из них. Вокруг большого костра собралось человек десять. Все они закутан в какие-то плащи и у каждого есть небольшая тыква: у кого-то вышита на рукаве, у кого-то лежит в ногах, кто-то заботливо держит свою тыковку в ладонях, а кто-то и вовсе попытался надеть ее на голову, как мальчишка лет десяти на вид, и теперь смотрит на приближающегося Реджи через прорези для глаз. На фоне своих черных костюмов все они слишком бледны и тянут руки к огню, чтобы согреться. Реджи подходит ближе, хочет коснуться пламени, чтобы тепло тоже лизнуло его ладонь, но не чувствует ничего. Это пламя похоже на огонь из снов: оно греет других, но не его. Реджи оглядывает лица вокруг, пока не натыкается на любопытный взгляд мужчины напротив. - Давно вы в наших краях? – мужчина улыбается, но улыбка эта кажется неестественной, будто приклеена. Может быть, это такая местная вежливость? - Приехал утром, - отвечает Реджи. – Мне советовали эти места, чтобы проникнуться.. хм…атмосферой. - Да, Фогмор – лучшее место, чтобы почувствовать дух Самайна! – кивает мужчина. – Это великий праздник, а мы знаем толк в праздниках. Реджи смотрит на огонь, что поднимается в небо, оглядывает пресные лица людей вокруг. Атмосфера вовсе не кажется праздничной. Они больше похожи на кучку странных бродяг. Или это так раньше праздновали Самайн? - Раньше-то все по-другому было, - скрипит старик рядом с Реджи, будто подслушал его мысли. – Ярмарка была, песни-танцы, да… На площади все собирались, всю ночь гуляли. Это теперь только тишина да туман остались. - Эй, хватит тоску нагонять, Донал! – это кричит девушка слева. – Без тебя тошно. - Прости, Мерил, - бормочет старик и тычет Реджи в бок. – Ей всего сто три года, все никак не привыкнет к нашей жизни. - Сколько-сколько? - Сто двадцать три, если считать с земными годами, - Мерил гордо вскидывает голову и смотрит на Реджи с вызовом. – А тебе сколько? Двести? - Тридцать два. Все вокруг замирают и поворачиваются к гостю. - Ты что, человек? Тот кивает. Ощущения такие, будто он снова в начальной школе и только что разбил футбольным мячом вазу в учительской. В голове все мутится и мешается, вопросы скачут один за другим, но Реджи пока не решается задать ни один из них. В повисшей тишине не слышно ни криков птиц, ни шелеста. Порыв ледяного ветра забирается Реджи под пальто, и тот ежится, тянется к огню, но никак не может согреться. - Во дела, - Донал выдыхает облачко пара и тянется к огню. – Давненько в Фогморе не было людей. - Да он небось заблудился, - бросает женщина, закутанная в коричневую шаль. - Или из деревни соседней прибился. Сколько их по лесу еще шатается! - Нет, я сам… Я же к вам ехал, чтобы найти девушку… - Мы тебе что, сваха? - Нет, я… Она мне снится каждую ночь, будто она горит на костре, просит помощи, а я смотрю и не могу помочь, понимаете? Одна ведунья подсказала, что вы можете знать, кто она, как снять наваждение. - На костре, говоришь, - хмурится Донал. - Была у нас одна, - женщина в шали смотрит на Реджи колючим недобрым взглядом. – Ведьмочка. Помню, сожгли ее на площади за колдовство-то ее, а огонь потом на дома и перекинулся. Так всю деревню испепелило. Вот с тех пор и кукуем тут на болотах: ни праздника нам, ни родни, ни даже свечки никто на подоконнике не оставит как память. Таскаем за собой тыквы, что в последний Самайн для нас вырезали – других-то нам не видать теперь. И все из-за нее, проклятой. - Да ты остынь, - Донал кладет тонкую ладонь на плечо женщины. – Что было – того не воротишь. Разные были времени, и раз уж оно случилось, то так тому и суждено. - Может оно и так, - не успокаивается женщина. – Да только мы ведь вернуться можем только пока она с нами, пока она – Проводник. И души есть, про которые живые помнят…. - Да тихо ты! – едва ли не кричит Донал, и мальчишка с тыквой на голове зажимает женщине рот ладошкой, испачканной сажей. Когда она кивает головой и мальчик отпускает ее, на лице остается черная полоса. - А почему… почему ее сожгли? - Ведьмочку-то? Так известно за что, за ворожбу! Околдовала мужичка, да тот и утопился в реке от большой любви. - Неправда это все, - влезает в разговор еще одна старушка: она выглядит взлохмаченной, а на шее болтается несколько нитей бус. Что-то в ней кажется смутно знакомым. – Тот мужичок с обрыва сорвался, а она рядом была, вот и решили, что это она колдовала. - Стойте! Да это же Вы! – кричит Реджи. – Это Вы были в Дублине! Старуха лишь загадочно улыбается, а выпада Реджи будто никто и не слышит. Женщина в шали подскакивает и машет руками: - Как же, как же! Ведьма, ночью да у реки! - Да не виновата она! – отмахивается Донал. Она ж безобидная была, все помнят! Когда еще в ученицы к ведьме пошла, разве забыли? Она же говорить не могла, будто слова все кто-то разом вынул. А ведьма та сразу поняла, что проклятие это родовое до нее докатилось, потому что прабабка злословной была. Девчушка-то гейс и приняла тогда, и заговорила. - Что такое гейс? – подает голос Реджи и глотает последнее слово: все вокруг костра уставились на него. В этой очередной неловкой паузе он вдруг замечает, что туман стал еще плотнее, будто решил поглотить весь мир вокруг. - Ну да, ты ж не местный, - кивает Донал. – Гейс – это запрет, который ты принимаешь, чтобы боги не сердились. Если происходит что-то слишком хорошее, боги могут разгневаться, поэтому нужно принять гейс, чтобы не нарушить равновесие. - И какой у нее был гейс? - Никто не знает, - Донал пожал плечами. – Принятие гейса – дело очень личное, в него редко посторонних посвящают. Может та, старая ведьма и знала про гейс, но в деревне – сам видишь – никто и не слыхал. - Думаете, она нарушила гейс? Поэтому ее сожгли? Все вокруг костра затихают и смотрят на Реджи. - Тот, кто нарушил гейс, умрет в ночь Самайна, - раздается из темноты тонкий голос. Все оборачиваются на звук, и из темноты выходит она. - Меня зовут Шифра, - девушка- точь-в-точь из снов, вплоть до тонких кистей, до ярких зеленых глаз, - садится рядом с Реджи на холодную землю. – И да, именно поэтому меня и сожгли. - Так что это был за запрет? - Пение. Мне нельзя было петь. Довольно простой гейс, правда? Но та ночь… Она была такая красивая! Серебристая река, что переливается под полной луной, светлячки, заплутавшие в лесу – все это было так прекрасно, что я не удержалась. Оно случилось само собой. Так глупо, - Шифра смеется, прикрыв рот рукой, и смех ее похож на щебет маленькой птички. - А тут этот человек из соседней деревни. Он думал, что я русалка: начал бросаться камнями, решил, что я его в омут заманиваю, да не удержался и упал прямо с обрыва. А на следующий день пришли фанатики, что построили эту церковь неподалеку, и решили сжечь ведьму. - И никто не защитил тебя? - Зачем? Я ведь и правда ведьма. Шифра улыбается, и в ее глазах больше нет мольбы и невыносимой боли. Они сияют. - Зачем ты позвала меня сюда? Я ведь думал, что ты… Что я… - Ты хотел спасти меня, - Шифра улыбается и гладит Реджа по щеке, но он ничего не чувствует, будто девушка до сих пор лишь в его голове. – Я видела тебя много раз. Это очень мило, Дункан. - Но я Реджинальд. Дунканом звали моего прадеда. - Да? – Шифра бросает короткий взгляд на старушку в бусах. – Прости. Я… Ты ведь неспроста здесь, этот костер, эта ночь. Это все, чтобы помочь тебе. - Помочь? Что ты имеешь в виду? - Твоя боль, Реджи. Мы все здесь слишком много знаем о боли. - Но з