Мальчик и духи

Мальчик и духи Солнечный луч бежит по стерильным стенам врачебного кабинета, скользит по вытертым пятнам на линолеуме, забирается на стекла и распадается радужными всплесками. Под стеклами в рамках висят награды: присвоение степени кандидата медицинских наук, почетная грамота, которую Илья Петрович получал на приеме у мэра, благодарность за долгие годы усердной работы. Вот лучик скачет по монитору, в котором открыта карта пациента, слепит медсестру и перебирается ближе к врачу, что уже занес шприц. Перед ним девушка лет двадцати – ее потом назовут «нулевым пациентом» - она старается не шевелиться и даже не дышит, пытается изобразить манекен, но дрожь из пальцев никуда не уходит. - Это точно поможет? – вдруг нарушает она ленивую тишину кабинета. – Говорят, вакцина еще не одобрена, не протестирована… Писали даже, что после нее случаев заражения в разы больше, чем без. А еще возможен летальный исход… - Чушь, - обрывает ее Илья Петрович. – Разве мы тогда могли бы предлагать ее обычным людям? Вы недооцениваете нашу бюрократию. Это тот случай, когда она даже во благо. - Да… Девушка жмурится. Луч скользит по ее лицу и застревает на острие иглы. Момент, такой хрупкий, как перед падением с высоты, застывает, и в этот неуловимый миг мир незримо меняется. На секунду солнечный свет ослепляет Илью Петровича, воскрешает давно забытый голос: -…Илюша! Пора кушать! Это, конечно, мама. Но отзываться нельзя – она мигом загонит за стол, а потом заставит съесть целую тарелку борща, куда уж потом выберешься! Нет, до вечера дома лучше не показываться, а то все пропустишь. Каждое лето Илья вместе со своими закадычными друзьями, Лёхой и Серым, проводит в деревне у бабушки. На выходные приезжают родители, привозят кусочек домашнего террора, но потом остается только солнце и свобода. Сегодня воскресенье: его надо просто переждать где-нибудь у реки или в лесу, пока взрослые не хватятся. А лучше вернуться к ночи, когда деревня уже засыпает, родители уехали в город, а бабушка лишь всплеснет руками, покачает головой, накормит и уложит спать. Это ли не жизнь? Но прежде чем куда-то уходить, нужно взять еды. Пока взрослые слишком занят своими нудными беседами, можно стащить что-нибудь… - …в нашем лесу? Да ты с ума сошел со своим телевизором. Переключай каналы хоть иногда. - Да я отвечаю! Точно нашу рощу березовую показали и следы вооот такенные! – дядя Вова, сосед через дорогу, разводит руками в стороны и делает такое глупое лицо, будто оно может кого-то убедить. – Это не просто сказки какие-то, их правда видели! - Да кто их видел? Алкаши за бутылку и не такое увидят! – отмахивается бабушка. – Ты, Володька, лучше б работу нашел. - Да причем тут! – бросает тот с досадой. – Вот зря вы не верите, теть Глаша. У них, между прочим, кровь голубая и хвост есть. А еще они тайное правительство придумали еще в средние века, чтобы постепенно истребить всех людей. - Так какое ж оно тайное, если по телевизору говорят? – отвечает мой папа и все на кухне смеются. Меня распирает гордость, что папа сказал какую-то смешную вещь. – Да и с хвостом вряд ли они такие уж незаметные. - Так хвост отваливается, - дядя Вова не сдается, но голос его уже не такой уверенный. – Вы бы посмотрели передачу, а потом уже… - А я «Годзиллу» смотрел, - говорит Лёхин папа. – Это считается? Дальше я не слушаю, хватаю хлеб, сыр и кусок колбасы и бегу к ребятам. Едва увидев меня, они запрыгивают на велосипеды и едут к лесу. Я следом. Шарик, наш пес, тоскливо провожает нас взглядом. Так-то он часто ходит с нами, хоть и старый, будто бабушка приказала ему следить. Хорошо, что он говорить не умеет. Странно, что сегодня он остается дома. Постепенно мы забираемся в самую чащу. Здесь тихо и сыро. Мы бросаем велосипеды у старого дуба и идем вглубь. Как-то Серый рассказывал, что есть тут одна полянка с плоскими широкими камнями, как раз чтобы играть в футбол. Потому он и идет впереди, ищет ее и тащит с собой футбольный мяч. - А вы слышали, что дядя Вова рассказывал? – говорит вдруг Лёха. В лесной тишине его голос звучит так громко, что распугивает птиц. - Это про ящериц? – говорю я. - Ага, рептилоидов. Мол, они на людей похожи очень… - …и хвост отваливается, - добавляет Серый. – Ага, слыхал. - А представляете, если они реально есть? - И зачем он тебе? Хвост будешь отрывать? - Нет, хочу проверить, правда ли кровь голубая. - Нашел! – кричит Серый, и мы выходим к поляне. Тут оказывается еще тише, чем в лесу. Теперь уже нет треска веток под ногами, шороха листвы и шарканья шагов. Прямо над головой синеет пятачок неба, такого пронзительного цвета, будто заплатка на бледно-голубом летнем полотне. - Смотрите, и правда плоские! – Лёха толкает ногой один из них – и тот осыпается в траву мелкими камушками. – Только в футбол тут плохо играть - уж больно много кочек. И правда: камни, покрытые мхом, торчат из земли через каждый метр. На каких-то из них видны завитки и закорючки, на каких-то – несколько треугольников. - А это что… - Серый вдруг замирает у одного из камней. – Эй, ребят! Мы подбегаем и видим седы. Отпечаток крупной когтистой лапы в рыхлой земле выглядит совсем свежим. - Кто это? – шепчу я, вдруг этот зверь совсем рядом? – Медведь? - Кабан? – шепотом говорит Лёха. - А вдруг это они? Рептилоиды? Почему-то слова Серого больше не кажутся нам шуткой. Птиц больше не слышно, и почему-то нам кажется, что где-то за деревьями прячется зверь с такими же когтистыми лапами и голубой кровью, который ест на обед любопытных детей. - Поехали домой! – выпаливает Лёха. – Ну и что, что загонят! Завтра сходим на речку лучше. - А в футбол и на дороге можно поиграть, - внезапно притихший Серый выглядит непривычно. - Подумаешь, проблема. Я киваю, но не могу сдвинуться с места. С какой-то тупой непонятной обреченностью я смотрю, как друзья уходят с поляны обратно в лес, как пропадают за деревьями их силуэты. Я остаюсь под синим небом один. Но недолго. - Ты не шшшшаман, - процедил чей-то голос. - Меня Илья зовут, - сказал я и сделал шаг вперед, наступив на один из самых высоких камней. - Духххи не говорят сссо ссссмертным, - ответил голос. – Ты ещщще мал, приходи позжжже. - Зачем это? Вам что, не с кем поговорить? - Нет, - голос показался мне грустным. – Сссотни лет мы жжждем шшшамана. - Может, он умер? - Можжжет. - А зачем вам шаман? - Он должжжжен исссполнить волю духххов. - Какую еще волю? Дух замолкает – он не хочет говорить. Конечно, ведь я не шаман. Да откуда он вообще возьмет сейчас шамана? А я мог бы помочь. Да, почему нет? У меня есть перочинный нож и немного денег – не думаю, что духам понадобилось бы что-то серьезнее. Хотя, вряд ли они бы ждали сотни лет ради ножичка… - Белые люди, - голос вернулся, но уже без свиста, будто говорил кто-то другой. – Они разрушили наши деревни, убили наших шаманов. Разорили наши земли и присвоили их себе, и теперь никто не помнит старых богов, никто не приносит им жертвы. Мы не можем умереть, но не можем и жить. - И чего вы хотите? - Отомссстить. В кронах деревьев, окруживших поляну, вдруг поднялся ветер, закружился в спираль и вдруг ударил мне в голову, и в ней зазвучали чужие слова: «пойди в гордый город с высокими башнями полный белых мертвых усталых людей убивших наших шаманов притворись одним из них и отомсти за нас чтобы их духам стало некому петь песни» Солнечный зайчик замер за блестящей оправе очков Ильи Петровича. Он моргает, будто очнувшись от наваждения, и смотрит в окно, в котором ветер гоняет по пустому проспекту обрывки газет. Дома напротив полуразрушены, их руины увиты плющом. Илья Петрович проверяет, плотно ли закрыто окно, чтобы не впустить в квартиру запах гниения, которым переполнены улицы. Уже почти рассвело, и свет скользит по остаткам стекол заброшенным опустевших небоскребов, по спинам животных, поедающих мертвечину, по скелетам машин, замершим, как памятник погибшей цивилизации. Последний человек, которого когда-то звали Ильей Петровичем, берет с подоконника шприц и вводит все его содержимое в вену. Он улыбается. Примечание. Стихи, использованные в тексте, принадлежат замечательному поэту Илье Кормильцеву